Евгений Герасимов: Мышление объектами и мышление пустотами

Евгений Герасимов — глава одного из самых известных и успешных архитектурных бюро северной столицы и член Градостроительного совета Санкт-Петербурга — аналога Архсовета Москвы. В эксклюзивном интервью нашему порталу Евгений Герасимов рассказал о градостроительных традициях обеих столиц, перспективах историзма, пользе регламентов и возвращении реки городу.

Вы уже много построили в Петербурге, а вот в Москве вашим первым объектом может стать многофункциональный комплекс на Ленинградском проспекте — в мае этого года он рассматривался на Архсовете. Ваша презентация произвела впечатление, как и сам проект — в стилистике сталинских высоток. Вы заметили тогда, что эта архитектура возвращает к традициям московского строительства. А какие они, эти традиции?

В Москве и Петербурге, на мой взгляд, абсолютно разный градостроительный подход: Санкт-Петербург как город европейский, молодой, классицистический, построен совершенно по иным принципам и здесь господствует абстрактное градостроительное мышление — пространствами, пустотами.

То есть в Санкт-Петербурге рядовой дом ничего не значит, здесь важно пространство, площадь, улица, проспект. Москва — это мышление сущностное, мышление объектами.

И так всегда было, что московские богатые люди соревновались, у кого дом краше, выше, больше.В Санкт-Петербурге на этот счет был жесткий закон — строить «одною фасадою» — строго не выше карниза Зимнего дворца. Дом по длине был равен одному участку, и только император в крайнем случае разрешал сделать фасад длиною в два участка, два модуля — т.е. длиною в 25 м и высотой в 23.5 или вдвое длиннее. Все! В этом однообразии прелесть Петербурга — огромный центр, построенный практически по одному принципу, плоский как блин, и на нем эта плоская архитектура. Кто-то считает ее скучной, кто-то, как академик Лихачев, писал, что это есть наша «небесная линия».

Москва — город на семи холмах и ее панорамы совсем другие. Это такая полифония, в хорошем смысле слова Азия, красота в разнообразии высот, объемов, протяженности, ракурсов, она вся непрямая, бесконечно искривленная. Для меня вот это московская традиция и проект на Ленинградском проспекте ее, на мой взгляд, отражает.

Вы много проектируете и строите в исторических стилях, причем в совершенно разных — неоклассика, северный модерн, неоконструктивизм. На ваш взгляд, в современном городе может возникать традиционная архитектура, в которой традиция не исчерпывается решением фасада «на тему», но традиционными являются также и градостроительные принципы формирования улицы, площади, квартала?

Возврат к традиционным ценностям в архитектуре — тоже один из путей развития. Сегодняшнее время — это плюрализм, тем оно и хорошо. Есть право у всех искать везде — время рассудит, кто прав и что лучше. Что-то снесут, а что-то останется. Мне интересно работать в разных направлениях, искать и развивать в условиях современных технологий принципы и традиционной, и современной архитектуры. Хотя все, что делается сегодня, это современная архитектура. Как написал Александр Блок, искусства не нового не бывает. Кстати, даже на Западе, при очевидном тотальном мейнстриме современной стилистики, архитектура, основанная на традиционной тектонике, это отдельное направление и люди работают в нем. Всем известно, насколько сильно это движение, например, в Англии, которое формируется вокруг принца Чарльза.

То есть новое в историческом контексте, на ваш взгляд, не обязательно должно выглядеть как современное?

Новое может выглядеть по-разному. Возьмем, к примеру, Ивана Фомина: в то время, когда был изобретен уже железобетон, он построил особняк Половцева — можно сказать, что это перепевы Кваренги.... А весь сталинский ампир? Прошло 60 лет, и мы гордимся этой архитектурой. И мир тоже смотрит на сталинскую архитектуру все с большим интересом. Важно качество: для меня лучше хороший модернизм, чем неумелый, аляповатый историзм.

Главным архитектором Москвы Сергеем Кузнецовым в современной жилой застройке заявлен принцип возвращения от микрорайонов к традиционным кварталам. А, по вашему мнению, уместно ли строить кварталами также и в неисторической части города?

Квартальная застройка — это, действительно, наиболее гуманная и уместная в жилой типологии форма.

Мне глубоко ненавистен принцип советской застройки, в котором секционные дома плавают в таком «молоке», и у человека нет понятия внешнее и внутреннее.

Его двор в таком случае — это совершенно однообразная и отчужденная среда. Дома рассыпаны в поле как горох — по 2 секции, по 3, стоят под какими-то углами, и все это поле общее, а значит ничье, значит человек не ценит его, не прирастает к нему, у него нет образа его, что, мне кажется, было в традиционной застройке. В советское время понятие «своего» было утрачено и, наверное, утрачено нарочито, что впоследствии пагубно сказалось на качестве среды.

В новом жилом строительстве Санкт-Петербурга есть примеры квартальной застройки?

Мы стараемся.... Хотя это в основном остается на усмотрение застройщика; кто-то чувствует, что это нужно, кто-то тупо сажает по старинке секции и возводит миллионы квадратных метров на бывших картофельных полях за КАДом. Я считаю, эти 25-тиэтажные даун-тауны — это будущие гетто. Но, к сожалению, осмысленной градполитики на этот счет в Санкт-Петербурге нет.

А есть ли какая-то идеология, тенденция, которую для архитектуры Санкт-Петербуга определяет Градсовет — аналог московского Архитектурного совета?

Я много лет явлюсь членом Градсовета и скажу, что, к счастью, совет лояльно подходит к этому вопросу. По-прежнему важно искусство, владение ремеслом, и если это нарисовано некрасиво, то, что ни говори хоть про современную архитектуру, хоть про традиционную, а вот некрасиво! Опять же время — сильный фактор: те же дома быта, которые в 1970-е казались чудом современной архитектуры, сейчас мы презрительно называем «стекляшки», и все думают, что с этим делать — взрывать, сносить.... Вот не прошло проверку временем.

Качество московской архитектуры сегодня призвана повысить конкурентная среда, формируемая конкурсной практикой. А как обстоит дело с архитектурными конкурсами в Петербурге?

Честно говоря, конкурсная практика находится на очень низком уровне. Вот мы с коллегой Сергеем Чобаном выиграли международный конкурс на «Невскую ратушу», и этот проект так и осуществляется. Но это редкость!

Что с конкурсом на Мариинку-2? Чем все закончилось? Гора родила мышь. Чем закончился конкурс на стадион «Зенит» — его сейчас отстраивают по непонятному проекту.

Не можем мы копировать европейскую практику один в один, да это и не нужно. Тем более, у всего есть две стороны: да, конкурс это хорошо как некий поиск оптимального решения. Но в то же время мы видим, как в тех же международных конкурсах нивелируется национальная идентичность архитектуры, когда люди из Словении выигрывают конкурс где-нибудь в Дании и наоборот, и все глобализируется. Это разные по климату страны, разные по темпераменту народы, но мы с удивлением обнаруживаем, что это практически одинаковая архитектура. Не странно ли это?

Конкурсы хороши, но в меру, это не панацея. Тут есть свои риски; при сегодняшнем уровне компьютерного моделирования сделать завлекательную картинку ничего не стоит, а потом выяснится, что эта проектная команда не имеет опыта воплощения зданий, что это молодые архитекторы, а заказчик рискует серьезными деньгами, зачастую заемными. А потом, какими бы не были конкурсные идеи залихватскими, нужно понимать, если экономика страны не готова воплощать эти идеи, то все это закончится ничем. Мариинка-2 яркий тому пример.

Что же в таком случае помогло бы бороться за качество проектирования и строительства?

Качество — общая проблема, архитектура — ведь это срез общества, его сегодняшних возможностей. Нужно повышать качество образования, качество архитектурной критики! Я считаю, что ее на сегодняшний день у нас как таковой просто не существует. Если в «Нью-Йорк таймс» есть даже колонка, где архитектурные критики регулярно пишут о новинках, то где такие колонки в наших хотя бы столичных газетах?

Вы проектируете в городе, в котором река — важнейшее и обширнейшее пространство. Сейчас в Москве подвели итоги первого этапа конкурса на разработку концепции приречных территорий Москвы-реки. Какие проблемы существует в этой связи для Петербурга? Есть ли некое общее представление, как развивать реку в городе?

К сожалению, в Петербурге тема архитектуры вдоль реки и освоения этих пространств звучит очень слабо. Город недооценивает в полной мере значение реки и никаких отдельных концепций по Неве не ведется. Хотя еще с петровских времен всегда говорили, что главная улица Санкт-Петербурга — это Нева, раньше на нее выходили все дворцы вельмож — Зимний дворец, Дворец Меньшикова, Адмиралтейство, Горный институт, Академия художеств. Традиция сегодня жива, но это только фрагменты. Вот, например, я проектировал комплекс штаб-квартиры банка «Санкт-Петербург», который как раз выходит на Неву — вся застройка здесь по традиции обращена к реке открытым курдонером.

Как-то обсуждается тема повышения связанности набережных с городом, их пешей доступности?

Набережные в Питере такие же мертвые, как и в Москве. У вас, правда, есть Крымская набережная, я там сам был, лежал на скамейке, ел мороженое, смотрел кругом — очень популярное место! Ничего подобного в Санкт-Петербурге нет. Традиционно набережные проездные, например, Дворцовая. Сама по себе она красивая и люди там все-таки гуляют, но на стороне, где дома — нет ни одного заведения для людей — это все какие-то архивы, дворцы, розданные большевиками в свое время под институты, правительственные заведения, в лучшем случае жилые дома.

То есть по набережной идти скучно, только если смотреть на Петропавловку. От Эрмитажа до Марсового поля нет ни одного магазина и кафе, зайти просто некуда!

А ведь были предложения вообще закрыть Дворцовую набережную для проезда. Это реально для большого города?

Это будет очень тяжело. Сначала надо будет что-то сделать для людей, а потом уже запрещать, потому что будет ли пешеходный эффект — большие сомнения, в одночасье устроить в первых этажах зданий что-то для людей вряд ли возможно. Надо будет выселить отсюда все эти учреждения, перепродать под гостиницы, а в первых этажах сделать магазины и кафе. Потом сделать еще какой-тот другой вменяемый объезд, и только после этого думать о закрытии движения. Иначе мы создадим проблему людям, но ничего не предложим взамен.

В Санкт-Петербурге прекрасный, классический речной фасад и частью этой панорамы порой становятся дебаркадеры. В Москве с ними начали активно бороться, а что происходит у вас?

Да, и у нас есть эти псевдо парусники — бетонные сооружения на сваях, обшитые деревом. Относятся к ним пока индифферентно: пока их, например, два и в них приличные рестораны с сумасшедшими видами, народ к ним попривык. В общем, это китч, но когда это более менее прилично сделано, можно мириться, я считаю, что это не главное городское зло.

А как вы относитесь к тому, чтобы повышать качество городской среды введением дизайн-кода и ужесточением регламентов?

В России строгость законов компенсируется необязательностью их применения. Эти правила, во-первых, должны быть понятными: человек тогда выполняет правила, когда понимает его справедливость.

С одной стороны у него должна быть морковка, а с другой — палка. Но нет ни морковки, ни палки. Регламенты в архитектуре и строительстве трудно объяснимы — почему так, не понимают ни девелоперы, ни зачастую сами архитекторы.

Начнем с простого: можно ли по закону остеклять противопожарные лоджии? Ответ — нельзя. Кого-нибудь оштрафовали, кого-то посадили, заставили разобрать? А это же пожарные нормы, это прямое нарушение закона, а нам в передаче по федеральному каналу рекламируют, что ремонт нужно начинать с того, чтобы ломать стенку и присоединять лоджию к квартире! Правила должны быть понятны всем, в том числе и горожанам, и понятна строгая ответственность за несоблюдение этих правил. Немецкий порядок только тогда въедается в кровь, когда понятна неотвратимость наказания за его несоблюдение.