Главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов в эфире "Говорит Москва"
А. КАПКОВ: 11 часов 5 минут. Всем доброго утра, дорогие друзья. Это программа "Большая стройка". Мы начинаем. Ближайший час будем говорить о том, как развивается Москва. Сегодня у нас в гостях главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов. Сергей Олегович, я вас приветствую. Доброе утро.
С. КУЗНЕЦОВ: Доброе утро.
А. КАПКОВ: Мы видим достаточно много изменений в Москве своими глазами. И это то, что говорит нам, что Москва очень серьезно и сильно развивается. Притом, надо не забывать, что у нас есть две Москвы. Я привык разделять их на две: на старую и новую. Потому что то, что в них сейчас происходит, на самом деле нельзя назвать единым целым. Сегодня давайте говорить и о том, и о том. Мне важно понять. Вектор развития, например, так, как это было в советском прошлом, в 1935 году, потом, как это было в 1970 году, те даты, когда появлялись серьезные генпланы, сегодня существует? Какой-то новый, возможно, либо мы следуем какому-то старому? У нас есть какие-то единые решения, которым подчиняются все изменения, все сроки. Или как это вообще происходит сегодня?
С. КУЗНЕЦОВ: Конечно, эволюционирует подход к градпланированию. И сегодня инструменты, которые работали в 1935 году и вообще в течение XX века, сегодня работают иначе или не работают вообще, или появились другие инструменты. В Москве есть утвержденный совсем недавно генеральный план города, правила землепользования и застройки. Это документы, которые работают в паре. И раньше генплан работал иначе, чем сейчас. И еще немаловажно отметить, что ни один генплан, утвержденный в течение XXвека, по крайней мере в Москве, не был реализован даже, наверное, наполовину. То есть инструмент генплана в том виде, в котором он долгое время существовал, сегодня давно пора признать, что вот так он не работает. То есть нельзя начертить новый город с перспективой на 20-30 лет и думать, что ты его в таком виде построишь. Это пробовали делать несколько раз, но в итоге так не получалось. Поэтому сегодня работаем несколько иначе.
А. КАПКОВ: Это то, как выглядят генпланы, допустим, советские. Как выглядит современный? То есть это не нарисованный на 20 лет вперед город, а что?
С. КУЗНЕЦОВ: На сегодняшний генплан – это документ, который показывает направление стратегического развития города, то есть показывает территории, которые город в перспективе может развивать, может прокладывать туда коммуникации, развивать застройку недвижимости, но надо сказать сразу, что может и не развивать. То есть это документ, который допускает довольно большой объем развития в разных направлениях.
И второй документ, тактический, в отличие от генплана, который является стратегическим документом, который показывает возможные стратегии развития, правила землепользования и застройки – это даже более ключевой документ, потому что он определяет развитие в очень близкой перспективе. Он показывает там, где есть градостроительные решения, которые подкреплены деньгами, которые мы можем смело сказать, что мы увидим своими глазами, а не то что увидят, возможно, наши потомки или мы, очень состарившись.
И по мере принятия решений, по приходу инвестора, с изменением экономической ситуации, неважно, в лучшую или худшую сторону, этот тактический документ гибко реагирует на эту ситуацию и изменяется при постоянном контакте с населением. То есть почти любое изменение правил землепользования и застройки происходит при публичных слушаниях.
То есть сегодня можно сказать, что мы точно понимаем тактику на ближайшее время. Мы понимаем, что изменение тактики сопряжено, безусловно, с публичными дебатами, и мы понимаем некую стратегию, которая проанализирована и допускает довольно серьезное развитие города в перспективе 20-30 лет, но допускает, что развитие может быть более сдержанным, потому что генплан закладывает сегодня некий максимально оптимистический сценарий.
А. КАПКОВ: Вы сказали, что эти два документа были подписаны совсем недавно. Когда, если быть точным?
С. КУЗНЕЦОВ: Если быть точным, это, по-моему, середина лета прошлого года. Но я прошу сейчас не думать, что я энциклопедия, и я не всегда…
А. КАПКОВ: Не дата важна. Но, скорее, важно понимание. Этот документ был подписан до принятия решения о реновации или после?
С. КУЗНЕЦОВ: Этот документ был подписан до принятия решения о реновации. Но надо сказать, что в этом стратегическом максимуме, который во многом наследовал, что касается старой Москвы, утвержденный документ 2010 года, и уже в документе 2010 года план по реновации 5-этажного фонда существовал, причем, в объемах даже больших, чем сейчас в итоге после референдума, который состоялся, в итоге заложен.
То есть в части городской инфраструктуры, социальных объектов, транспортных, прочих, экологии города и других разделов уже тогда (а это уже от сегодняшнего дня, можно сказать смело, довольно давно, потому что документ 2010 года разрабатывался раньше) была устойчивая идея и понимание, что 5-этажный фонд нужно реновировать теми или иными путями, сносить, заменять на другой, переселять людей и прочее. То есть эта идея сегодня реализуется. Но нельзя сказать, что она вдруг вот так пришла внезапно.
А. КАПКОВ: То есть это не неожиданность какая-то для архитекторов, планировщиков, инженеров? Все прекрасно понимали, что это нужно сделать. И несмотря на то, что это решение было каким-то поворотным, острым, все понимали: "А, ну хорошо, просто мы сделаем это быстрее, кардинальнее".
С. КУЗНЕЦОВ: Тут важно, что решение было принято. Надо сказать, что нужна определенная политическая воля и мужество, которые Сергей Семенович проявил в данной ситуации. Хотя могу напомнить, опять же, вернувшись еще раньше, в 1998, уже совсем далекий от нас. И когда начиналась первая волна по сносу пятиэтажек, опять же, все понимали, что это первая волна. То есть тогда можно сказать, что процессы, идущие сегодня, уже начинались довольно давно, и по первой волне много же было тоже снесено и переселено людей.
А. КАПКОВ: Но при этом надо понимать, что первая и вторая волны были так разнесены по времени, что сейчас есть ощущение, что это разные вещи.
С. КУЗНЕЦОВ: Нет, они просто информационно разнесены. Надо сказать, что последние дома первой волны сносятся только сейчас. То есть они не то что разнесены по времени. Они даже накладываются друг на друга. А разнесены по времени, может быть, в силу того, что вот эта вторая волна, то есть нынешняя, получила очень серьезный резонанс в прессе. А волна 1998 года такого резонанса не получила, я думаю, во многом потому, что, может быть, не было интернета, социальных сетей и прочего. Надо понимать, что дискуссионные площадки развиваются очень сильно.
А. КАПКОВ: Но там нужно признать, что все-таки инструмент был такой, может быть, более топорный, более понятный: да, мы сносим – вас переселяем. А здесь речь идет о какой-то такой серьезной концепции, когда мы одни дома сносим, на их месте строим другие. Массовость переселения реально больше. Никто не стоит в очередях. "Мы тут ютимся в старом доме, ждем очереди, нам дали квартиру", они там разъезжаются, потом их дом сносят.
С. КУЗНЕЦОВ: Безусловно, этот шаг сейчас намного более амбициозный и масштабный, само собой. Но надо сказать, что технологии развиваются и возможности города развиваются. Потому что Москва растет в населении, и бюджет Москвы, и Москва экономически становится мощнее с каждым годом. Поэтому да, сегодня город может себе позволить намного более мощные жесты, движения, чем мог себе позволить 20 лет назад. Но, тем не менее, лично я вижу этот резонанс именно публичный больше в том, что больше возможности обсуждать появилось, как мне кажется.
То есть нет эффекта, что была тихая спокойная программа очень давно и сильно раньше, потом про нее все забыли, через много лет началась другая, какая-то иная, вызывающая сильный резонанс. Она правда иная. Но иная в лучшую сторону. Потому что действительно иной градостроительный подход. То есть мы не заменяем больше точечно дома одни на другие. Мы планируем по-новому территорию, квартальной сеткой. Действительно создаем другое качество жизни, другое качество градостроительства, и это принципиальное отличие…
А. КАПКОВ: Правильно я понимаю, что подобный подход делает работу вашу проще и сложнее? Почему я так говорю? Потому что теперь тебе не надо точечно думать о том, как будет жить этот дом или этот дом в отдельности от других, а ты имеешь возможность работать с площадью гораздо большей. Тут же понимаешь, что ты сразу видишь, как будет выглядеть квартал. Тут же понимаешь, что ты сразу можешь проектировать парки, еще что-то и еще что-то, и их не нужно будет никуда втискивать в уже существующие дома. Но при этом мы также должны понимать, что работа с большей площадью требует гораздо больше усилий, времени, затрат и вообще всего остального.
С. КУЗНЕЦОВ: Все так. Даже бессмысленно отвечать. Вы уже в вопросе все сказали.
А. КАПКОВ: Хорошо. По поводу того, как выглядит город в уже существующих границах, как он будет выглядеть в скором времени, как он будет меняться, давайте еще к этому вернемся. Хочу просто, пока недалеко мы ушли, как вы говорили о втором документе – освоение и пользование земель. Предыдущие документы всегда подразумевали некоторое освоение земель на ближайшие годы. То есть это то, куда город вырастет.
Мы совсем недавно увидели, у нас уже Москву прорвало с одной стороны, и она как бы увеличилась. Есть ли еще какие-то планы по освоению территорий вокруг Москвы, с одной стороны, еще как-то, или того участка, который прирос к нам, я уже забыл сколько – лет 6 назад?
С. КУЗНЕЦОВ: В 2012 году.
А. КАПКОВ: Скоро будет 6. Или этого участка достаточно, и пока планов громадье, и новых нам не нужно?
С. КУЗНЕЦОВ: Я ничего не знаю о планах дальнейшего расширения, честно скажу. Может, они есть, но не всем известны. Я не думаю, что они существуют на самом деле. Москва уже очень большой площади. И, мне кажется, развивать эту территорию – можно много лет этим смело заниматься. Поэтому тут скорее вопрос, может быть, к прилегающим территориям, например, к Московской области. Если говорить о том, что будет рядом с Москвой.
А. КАПКОВ: Это уже другой субъект федерации.
С. КУЗНЕЦОВ: Другой субъект. Когда в вопросе прозвучало, что будет рядом в том числе. Поэтому Москва пока рядом ничего не собирается делать, а делает внутри своей территории.
А. КАПКОВ: Напомните, пожалуйста. Вот это присоединение большого участка на юго-западе – это было такое же "неожиданное" решение, как реновация, или все-таки тоже подобное увеличение территории давно в каких-то документах планировалось? Может быть, даже и на юго-западном направлении?
С. КУЗНЕЦОВ: Вы знаете, сложно мне сейчас на это ответить. Я работаю с 2012 года. Но с позднего периода, чем было присоединение. То есть я еще не застал развитие событий. Я могу только сказать из общеисторических сведений, что именно генплан 1935 года заложил активный рост Москвы именно в юго-западном направлении. То есть именно эти оси, которые сейчас развиты, были заложены тогда еще, не в таких точных очертаниях, безусловно, но как некая стратегия движения, если говорить о том, куда Москва может в долгой перспективе развиваться, то именно эти оси были обозначены как перспективные для роста.
А. КАПКОВ: Дорогие друзья, знаете, как построим программу? Смотрите. Я напоминаю, что у нас есть наши средства связи. Их несколько. Во-первых, вы можете писать нам в Telegram (govoritmskbot). Также можете присылать их на СМС-портал +79258888948. У нас есть Twitter govoritmsk. Также у нас есть телефон прямого эфира, который пригодится нам уже во второй половине программы. Мы сейчас закончим с теорией. Во второй половине уже будем больше переходить к вашим вопросам, платформу для которых я для вас сейчас буду нарабатывать. Будем затрагивать некоторые темы, подводить вас к этим темам, чтобы вы уже придумывали свои вопросы, и уже потом будем переходить к ним. Все, что вы сейчас присылаете, я вижу, буду скомпоновывать и чуть позже выдавать.
По поводу развития общего и целого мы уже поговорили. Сейчас больше хочу перейти к частностям. Архитектура – это же ведь искусство. Я человек вообще не отсюда, но у меня почему-то есть такое представление. Это искусство, как вы считаете?
С. КУЗНЕЦОВ: Это искусство.
А. КАПКОВ: Это искусство. Хорошо. Тогда к этому и перейдем. Что такое архитектура как искусство для города? Памятники, парки, еще что-то. Я в правильном направлении мыслю? Потому что та архитектура, которую можно вспомнить именно градостроительную (какие-то сталинские эпохи, конструктивизм, еще что-то) – подобного сегодня в Москве мы наблюдаем мало. Либо это просто как-то так называется очень современно, что мы это в искусство и не записываем. То, что можно назвать искусством, пытаешься вспомнить. У нас есть хорошо развитые парки с недавнего времени. Открывается новый, огромный, всемирно известный. Новые памятники. Не без проблем, конечно, они открываются, но тем не менее.
С. КУЗНЕЦОВ: Новые памятники – это что вы имеете в виду?
А. КАПКОВ: Калашникову.
С. КУЗНЕЦОВ: Объект наследия, я привык называть больше.
А. КАПКОВ: Вот видите! А мы про это не знали.
С. КУЗНЕЦОВ: В данном случае новый памятник звучит комично. Просто смотрите. Действительно, изменения, которые происходили в городе в 1930-1940-х годах, заметно масштабнее, особенно если сравнивать с масштабом того города. То есть город был меньше. И то, что в нем происходило, действительно поражало воображение, и в мировой практике имеет мало похожих примеров. Наверное, Париж можно эпохи Османа сравнить с этим преобразованием. Понятно, что сейчас развитые города вот так не меняются кардинально. Хотя Москва делает очень много. И многие эксперты говорят, что изменения, которые сейчас в Москве происходят, они уже вполне сопоставимы с изменениями 80-летней давности.
И я не знаю, что именно называть искусством, неискусством. Но в Москве сейчас много создается объектов (и отдельных объектов, и градостроительных решений), которые вполне себе, я не сомневаюсь, войдут в историю. Это и вновь открывшийся сейчас парк Зарядье, обновленная территория Лужников, это и застраивающаяся территория завода "ЗИЛ", которая станет новым большим городским районом, целиком спланированная. И программа развития набережных тоже, я уверен, свое место в истории оставит. Поэтому вот тут вопрос – с чем сравнивать? Конечно, если мы сравним эпоху строительства канала Москва-Волга и преобразование вообще Москвы-реки в другую реку, или прорубание Калининского проспекта, конечно, сегодня мы такие вещи не делаем. Просто вопрос: а кто-то бы радовался сейчас, если бы мы начали прорубать в центре города такие вещи, как мы видим с вами сейчас за окном, в Старый Арбат вставленный…
А. КАПКОВ: Отсюда очень хорошо видно Новый Арбат.
С. КУЗНЕЦОВ: Но он вставлен в Старый. Просто вот это такая очень жесткая структура. Поэтому я думаю, что тут я бы не стал сожаления высказывать по этому поводу. Мне кажется, наоборот, действия Москвы очень масштабны, но заметно более аккуратны, тактичны. Если сравнивать их с тем давним периодом. То есть от него осталось много интересного и пафосного, я бы сказал. Но надо сказать, что утрачено многое. То есть тут у всего искать плюсы и минусы. Мне кажется, сегодня плюсов заметно больше.
А. КАПКОВ: А как, по-вашему, через 100 лет мы будем называть то, что строится сегодня? Если начало XXвека мы хорошо знаем по советскому конструктивизму. Если ближе к середине века мы хорошо знаем помпезность сталинской застройки. Через 100 лет то, что строится сегодня, как, по-вашему, будет называться?
С. КУЗНЕЦОВ: Невозможно угадать. Потому что все названия, которыми мы сегодня оперируем, придуманы все сильно позже. Когда эти события происходили, даже мировые войны не называли мировыми войнами, а потом дали им названия. Даже таким большим событиям. То есть с точки зрения названия я не знаю. Наверное, родится что-то, возможно, в сравнении с тем, что будет происходить через 20-40 лет в Москве, когда вспомнят что тот период был вот такой вот. Но надо сказать, что сегодня есть, безусловно, вещи острохарактерные для этого периода развития. Я бы сказал, что, конечно, это очень серьезная переориентация развития на такой комфортный формат с очень серьезным фокусом на удобстве конкретного человека, отдельно взятой персоналии, и борьба, конкуренция за человеческий ресурс. Это то, что выражается и в развитии общественных пространств, улиц, площадей, наш флагманский проект парк "Зарядье". Хотя и очень сложное архитектурное сооружение при этом. Это сильно отличается от эпох, когда флагманскими сооружениями становились высотные здания…
А. КАПКОВ: Да вообще нужно понимать, что сначала город строится для социализма, там, где важно и первостепенно общество и чтобы были все вместе, а теперь город строится в угоду каждого конкретного человека.
С. КУЗНЕЦОВ: Да. Это пересмотр общественных взглядов. И мы понимаем, что эпоха строительства, например, Дворца съездов (когда-то это была главная икона) идеологически отличается от эпохи строительства парка "Зарядье". Мы понимаем, что это вещи абсолютно разных порядков, и идеологически абсолютно разные зарядки. Поэтому тут я считаю, что есть стопроцентно ярко выраженный посыл в том, что сейчас происходит. А уж как ему дадут название, сейчас сложно сказать. Хочется, чтобы оно было какое-то положительное.
А. КАПКОВ: Ценность будет схожая?
С. КУЗНЕЦОВ: Ценность для потомков, я думаю, да. Я считаю, что ценность того, что происходит сейчас – это, безусловно, очень яркий и интересный культурный след в развитии города, который, я могу констатировать, за многие годы в Москве так не оставлялся. То есть можно вспомнить Москва Сити, такой яркий проект, который тоже, безусловно, стал следом. Но понятно, что проект противоречивый. До сих пор вызывает много споров и критики. Хотя след оставил. Но такие вещи происходят, надо сказать, точно нечасто, когда в городе остается действительно выраженный культурный след.
А. КАПКОВ: Вы сами сказали про удобство и комфорт. Об этом пишут многие слушатели, задают кто-то простые вопросы из серии "почему сложно делать удобно и комфортно?" или кто-то пишет "удобно и красиво". Вопрос про комфорт следующий: сложно ли исправлять и приходится ли исправлять то, что было сделано до этого, в угоду нынешнего комфорта? И в чем кроется? Это касается комфорта любого. То есть первый, который я могу себе представить – это комфорт, наверное, транспортный. Раз. Это комфорт, наверное, нахождения в городе в принципе. Два. Существование в городе. И третий комфорт – это, наверное, комфорт проживания, когда именно мы говорим о недвижимости, в принципе о жилье.
С. КУЗНЕЦОВ: Смотрите, мне термин "исправлять" не очень нравится. Потому что я бы лучше использовал термин "развивать". Потому что, понимаете, в каждую эпоху, когда делались какие-то вещи, которые мы сегодня можем считать негативными, например, строительство панельных пятиэтажек, надо понимать, что в свое время они тоже решали важную задачу. И тогда никто не считал, что это делается большая ошибка. Наоборот, люди считали, что совершается большое достижение и улучшение условий.
Сегодня мы понимаем, что это недвижимость такого качества, которая в таком высокоразвитом мегаполисе существовать не должна. И это уже жуткая архаика. И по условиям проживания, и по планированию, и по любому параметру это уже, конечно, не работает. Поэтому да, мы сегодня это корректируем и развиваем. Слово "исправлять" подразумевает некую ошибку, которая была совершена и которую надо переделать. Я бы не был столь критичным, хотя, безусловно, во все времена какие-то ошибки совершаются и что-то приходится исправлять. Но я бы с большим уважением относился к предшественникам. Поэтому считаю, что да, были сделаны какие-то вещи, которые нуждаются в развитии сегодня, и мы этим занимаемся.
Надо сказать, что это обычная рутинная работа для любого города. И это правильно. Потому что идет время, развиваются технологии, взгляды меняются. Когда-то считалось большой проблемой конский навоз собирать. Сегодня проблема с пробками. Пробок то же самое касается, потому что эволюция взглядов, отношение к частному транспорту и прочих вещей тоже, например, подвигает нас к тому, что мы можем более смело двигаться с точки зрения пешеходных пространств, вообще акцентов на общественный транспорт и прочее. Понятно, что какое-то время назад это было делать сложнее в силу и ментальности другой, и прочих вещей. Хотя, наверное, можно сказать, что следовало бы начать давно. Многие города, в общем, заметно раньше приступили к подобным изменениям. Москва движется энергично.
А. КАПКОВ: Жилье прошлого века, жилье нынешнего века. Есть какое-то представление? Дайте нам разницу того, какой уровень достаточного комфорта был раньше и как он поменялся сейчас. Мы прекрасно знаем, что раньше почему-то было нормальным 6-метровую кухню иметь. Сейчас, я так полагаю, это абсолютно неприемлемо.
С. КУЗНЕЦОВ: Смотрите, я считаю, что основные различия все-таки происходят не внутри домов, а снаружи. Потому что внутри домов по-прежнему все зависит от достатка, удачи, личных пристрастий, вкусов, возможностей. Да, в советское время было несколько иное распределение благ, чем сейчас. Но по сути можно сказать, грубо говоря, то же самое: более успешные люди жили в больших квартирах, менее успешные – в маленьких. И базовый принцип вряд ли поменяется вообще когда-нибудь, надо честно сказать.
А. КАПКОВ: Тем не менее, самые маленькие квартиры сегодня значительно больше, чем самые маленькие квартиры тогда.
С. КУЗНЕЦОВ: Тоже не так.
А. КАПКОВ: Тоже не так?
С. КУЗНЕЦОВ: Конечно.
А. КАПКОВ: Давайте попробуем найти…
С. КУЗНЕЦОВ: Если не сравнивать коммуналки, где нельзя сказать, что это квартиры, для сравнения.
А. КАПКОВ: Мы от них уходим. Сейчас никто такую квартиру не построит.
С. КУЗНЕЦОВ: Никто не построит. Но если говорить о том, что именно строилось, и маленькие квартиры сейчас строятся. И есть так называемые квартиры-студии, там по 20 квадратных метров.
А. КАПКОВ: Вот я только хотел о них вспомнить. Да, вы правы. Я согласен. Но это какой-то новый формат, мне кажется, вообще в принципе. Раньше это не называлось студией. Раньше 30 квадратных метров – это была полноценная однокомнатная квартира, где все за разными стенками, есть отдельно комната, отдельно кухня.
С. КУЗНЕЦОВ: Просто вы спросили, стали ли квартиры больше. Я говорю – нет, не стали. Просто растет уровень жизни. Люди могут себе больше позволить. И большее количество людей, безусловно, живет в больших квартирах. То есть обеспеченность в квадратных метрах на человека растет, хотя, вы удивитесь, растет не драматическим образом. Мы все еще сделать, например, в Москве принципиальный рывок в обеспечении квадратными метрами жилой недвижимости не можем, даже от советского времени. И Москве надо еще очень много жилья построить, чтобы обеспеченность стала хотя бы на уровне средней по стране. В Москве обеспеченность ниже, чем в среднем по стране. Хотя многие думают, что в Москве слишком комфортно и все зажрались. Это не так.
Я бы сейчас не говорил о том, что именно внутри квартир произошли кардинальные изменения. Хотя да. Мы сегодня скорее о другом можем говорить. Я бы сказал, что главные изменения происходят, во-первых, за дверью квартиры. Мы понимаем, что это уже и обязательные лифты, большие общественные пространства внутри домов, так называемые места общего пользования. И снаружи даже домов. То есть у нас сегодня другое отношение к благоустройству, у нас другое отношение к зонированию среды на улице. Частные и общественные пространства, дворы, площади, отношение к первым этажам, отношение к фасадам. Это действительно все сильно изменилось. И здесь надо искать основные изменения. То есть сегодня создается образ жизни с прицелом именно на то, что у человека есть этот суточный цикл жизни, а не просто возможность где-то переночевать.
А. КАПКОВ: То есть с учетом того, что человек должен существовать не только в своей квартире, но и в городе комфортно.
С. КУЗНЕЦОВ: Да. В первую очередь, я бы сказал, в городе. Потому что если взять квартиру условно одинаковую 50 метров на Манхэттене и в каком-нибудь спальном районе Москвы (не будем сейчас никого обижать конкретными именами), вы поймете, что престижность, цена и все производные будут принципиально разные, хотя эти 50 метров будут одинаковые.
А. КАПКОВ: Сергей Олегович, давайте прервемся. У нас сейчас новости. А разговор о том, как меняется облик Москвы, продолжим с главным архитектором после новостей.
НОВОСТИ
А. КАПКОВ: Продолжаем, дорогие друзья. Это программа "Большая стройка". Меня зовут Александр Капков. Напротив меня сегодня наш говорить, которого я вам с радостью еще раз представлю. Это главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов. Мы приветствуем тех, кто к нам только что подсоединился. Мы продолжаем разговор. И до новостей, хочу напомнить, мы перешли к такой очень важной теме, как жить в городе. Жить и находиться в городе – это то на самом деле, чего не хватало городу раньше, в прошлом веке, и то, к чему мы активно стремимся сейчас. Коротко мы даже уже обрисовали, как это происходит. И, конечно, наверное, главная победа на этом направлении – это парк "Зарядье", который открылся совсем недавно, открылся на праздник, открылся как подарок городу. Ваше, наверное, общее впечатление. Еще раз спрошу коротко, а потом уже по некоторым частным вопросам, которые по-прежнему остаются открытыми, несмотря на то, что уже прошло сколько?
С. КУЗНЕЦОВ: Больше месяца. Мое впечатление от парка?
А. КАПКОВ: Да. Этот парк для города – как что? Вот круче ничего в ближайшие 15 лет не будет.
С. КУЗНЕЦОВ: Я, во-первых, желаю, чтобы было еще что-то. Хотя надо сказать, что такие объекты, конечно, каждый день и даже каждый год не делаются. Я считаю, что парк решает сразу несколько крайне важных задач – градостроительных и социальных, может быть, даже. Во-первых, парк – это, безусловно, очень важный символ, знак, потому что архитектура является в том числе всегда и манифестом происходящего. И то, что парк – это парк, около Кремля, в самом центре города, общественное пространство, не какой-то коммерческий объект или объект государственных служб – это крайне важный посыл, я считаю, который маркирует сегодняшнее время как время, ориентированное на удобство и комфорт человека и внимание к его нуждам.
А. КАПКОВ: Проще говоря, у нас есть Кремль, который говорит: "Это для власти, для правительства. А вот для всех остальных… и бесплатно есть парк и Красная площадь".
С. КУЗНЕЦОВ: Можно и так сформулировать. Я считаю, что то, что такой однозначный центральный, знаковый и самый резонансный объект Москвы стал городской парк – это крайне важно само по себе. Во-вторых, важно, что на этой территории наконец раскрылось очень важных видовых точек. То есть мы получили новое качество старой исторической Москвы, которого, надо сказать, в силу стесненной застройки этой площадки многие годы, в общем, не было у нас. То есть мы получили много обзорных точек, много возможностей экспозиции нашего исторического города, что тоже крайне важно. Это очень большой жест в сторону исторического наследия и вообще Москвы как города в том числе и очень красивого, многослойного и сложного.
Плюс мы получили, если говорить про градостроительное значение, выход к реке. Потому что, невзирая на то, что Красная площадь находится очень близко к Москве-реке, это можно было понять, только глядя на карту города, но невозможно было понять, находясь на Красной площади. Сегодня мы получили прямой очень удобный выход к реке. Появилась Нижняя Набережная, появилось удобное, комфортное пространство для прохода к воде и контакт главной площади города с рекой, безусловно, главной в городе – тоже крайне важная градостроительная связь.
И плюс я считаю, что есть очень много других важных моментов, которые, на мой взгляд, стоят уже дальше в очереди по сравнению с этими приоритетными вещами. То, что этот объект, например, хотя тоже крайне важный фактор, современной яркой архитектуры, которая оставит, безусловно, след в истории, наверное, когда станет объектом наследия. То есть тут можно много разных предположений сделать. Это тоже, безусловно, крайне важная вещь для города, наравне с теми факторами, что я уже перечислил. И просто интересные детали, которыми парк насыщен. Он очень насыщен многими вещами, такими научно-популярными, образовательными, где-то развлекательными, несущими понимание и легкий доступ к осознанию того, что вообще в России происходит, про ее размеры, природные богатства, ресурсы, в общем, культуру и музыку через филармонию, которая там будет скоро открыта. Я считаю, что это все, конечно, очень мощная сумма факторов, которая делает парк, безусловно, объектом крайне важным для города. Сложно переоценить.
А. КАПКОВ: То, что это воспринимается позитивно, положительно, мы в принципе видим. Но, мне кажется, главная проблема в этом векторе – мы не Барселона и даже не Краснодар по нашему климату. Зимой существование в городе, несмотря на большое количество подобных территорий, становится проблематичным. Человеку меньше хочется проводить времени на улице, в городе, когда ему холодно, когда либо с неба льет, если говорить про межсезонье, либо под ногами слякоть.
С. КУЗНЕЦОВ: Это все так. Но, с другой стороны, это не отменяет того, что, во-первых, время проводить на улице можно и нужно. Во-вторых, парк, безусловно, реагирует на то, что он находится в городе с северным климатом. И у нас есть такие мощные вещи, как фактически целая климатическая установка. Это целая стеклянная гора, где и подогрев климата, и вентиляция, когда жарко, и солнечные батареи, и орошение прохладной водой в жаркое время. То есть много вещей. Безусловно, защита от ветра, дождя и снега. Это явный большой жест в сторону наших непростых климатических условий. Плюс масса вещей, которые просто закрыты, спрятаны в ландшафт, где можно проводить время в любую погоду.
А. КАПКОВ: А остальные парки? Это только там у нас есть какие-то климатические установки.
С. КУЗНЕЦОВ: Во-первых, остальные парки тоже у нас… Можно посмотреть посещаемость. И Парк Горького, и ВДНХ работают. Они просто разные все. И это очень хорошо. В Москве есть большой набор разнопрофильных общественных пространств, что делает ее очень ценной и уникальной в этом плане. И люди проводят время. В плохую погоду можно тепло одеться. Это совсем простые вещи мы сейчас обсуждаем. Чтобы убедиться в корректности моих слов, можно посмотреть цифры посещаемости. Безусловно, посещаемость в хорошую погоду выше. Что тут стесняться этого? Это абсолютно нормальная история. Но и круглогодичный цикл… Я смотрю тот же "Зарядье". Хотя вы знаете, что осень у нас была, в общем, неплохая относительно возможных других вариантов, но тоже не суперкомфортная. И холодно было, и дождя много. Но первый месяц в парке собрал 1 млн посетителей. Это очень серьезная цифра, которая показывает, что концепция вот этого мультисезонного подхода работает.
А. КАПКОВ: Задам один вопрос от слушателя. Александр Соболь: "Как вы для себя объясняете, почему люди подобным образом отнеслись к парку?". Я имею в виду выкапывание, вытаптывание и все остальное.
С. КУЗНЕЦОВ: Я привык говорить то, о чем я знаю доподлинно. Я своими глазами не видел ни вытаптывание, ни выкапывание. Поэтому сложно комментировать. И масштабы этих событий я допускаю, что просто очень серьезно раздуты тем, что парк "Зарядье" находится на слуху, резонансная тема. И любое событие с хэштегом #зарядье уже вызывает сразу колоссальный резонанс. При этом тоже могу добавить, что когда мы делали парк, общались и консультировались с очень мощными парковыми институциями – Центральным парком, парком "Миллениум" в Чикаго. Чикаго находится в похожих широтах, климат очень похож на московский. И тоже в центре создан парк, очень интересный, посещаемый. Я могу сказать, что выкапывание растений – это история, которая присуща по всему миру паркам. Люди это делают.
А. КАПКОВ: Не удивили, в общем.
С. КУЗНЕЦОВ: Да, не удивили. Это, во-первых, масштаб. Надо сказать, что все-таки ничего страшного. Весь парк никуда не делся, его не вынесли. Если вообще говорить о том, что действительно что-то происходило. И, во-вторых, еще раз говорю: есть вещи, которые в парках по всему миру происходят. Скорее, с иронией можно относиться, чем всерьез считать это каким-то вандализмом или враждебным отношением. Поэтому, мне кажется, люди парк полюбили с первого взгляда. Может быт
- Темы:
- Город |
- Москомархитектура |
- Кузнецов