Мозаики станции «Нагатинский затон»: автор панно рассказал о работе над проектом

В 2018 году завершился конкурс на архитектурную концепцию станции Большой кольцевой линии «Нагатинский затон». Проект мастерской za bor посвящен обитателям рек Московского региона и Нагатинского затона. Крупные реалистичные изображения рыб на платформенных стенах будут выполнены в технике мозаики. Поговорили с их автором, мастером-мозаичистом Максимом Козловым о том, как продвигается работа над панно, и поиске смыслов.

— Расскажите для начала о ваших творческих устремлениях.

— Я закончил МГХПУ им. Строганова и аспирантуру «Социальной философии» в РГГУ, поэтому для меня творчество неразрывно связано не только с мастерством, но и со смыслами. Мы живем в информационном обществе, и человеческое внимание – самый драгоценный ресурс. Нужно за достаточно короткий промежуток времени донести до человека нечто самое ценное, важное, доброе, вечное. Мои работы содержат разные слои смыслов, а образы углубляются не только за счет пластического внешнего эффекта, но и за счет содержательной части. 

—  В связи с текущими событиями стоит ждать волну многозначительных сюжетов? 

— Глобальные тектонические сдвиги и исторические события, происходящее у нас на глазах, всегда являются плодотворной пищей для творческих людей. При условии, конечно, что люди переживают этот момент вместе со своей Родиной и своим народом, а не сбегают при первой возможности во внутреннюю эмиграцию, замыкаясь в себе, либо во внешнюю, убегая за границу. В этом смысле невозможно пройти мимо, когда так называемые деятели культуры, заслуженные артисты, музыканты бросают все и уезжают. Настоящая творческая интеллигенция сражается плечом к плечу вместе с Родиной, борется на своем фронте за смыслы и образы и наше общее будущее.

— А будет ли кому-то дело до художников?

— Это вопрос о том, что такое художник. Если художник - это тот, кто рисует красивые картинки, то несмотря на нехватку красоты в нашем мире, он мало кому нужен. Если художник – это чуткий индикатор перемен, своего рода пророк, у которого есть миссия, а значит конструктивная общественная позиция, который пытается сказать о реальности такое, что до него еще не осознавали и не озвучивали, это совершенно другое. При этом художник - не публицист и не журналист, его степень рефлексии должна проходить на глубоком личном и абстрактно-образном уровне. 

Говоря о степени рефлексии, надо отметить, что многие архитекторы и художники, будем честны, много лет просто копировали то, что уже давно есть в Мюнхене, Цюрихе, США, или что уже есть в музеях советского модернизма и выдавали это за невероятное откровение. Сейчас же отечественное искусство наконец-то будет развиваться по своим внутренним закономерностям. Речь идет не об изоляции, а скорее о переосмыслении и принятии своего прошлого. Необходимо избавиться от скептического отношения к «своему», осознать и понять ценность наследия и на его основе создавать новое.

— Попытки были, в архитектуре по крайней мере. И наверняка появится новый «конструктивизм».

— Я думаю, да. Если страна выбирает путь субъектного самостоятельного развития, копировать или заказывать что-то у «просвещенного запада» или «трудолюбивого востока» наконец-то станет просто не интересно и пошло. Хотя это вовсе не отрицает возможность обогащения при коммуникации с другими культурами, просто нужно развивать собственную школу, помогать ей, делать ее эффективной в плане создания эстетически привлекательных субъектных образов и смыслов, и производительной в отношении их востребованности и тиражировании. К примеру, мозаичное искусство пришло к нам из Византии, как бы к этому ни относиться, мы их наследники. Нигде мозаичное искусство так сильно не развито, как в православных странах, поскольку это важная часть храмового зодчества. Наши художники развивают изобразительно-выразительный язык мозаики, начиная с того времени и по сегодняшний день, и я как художник работающий в этом поле, осознаю всю значимость этой многовековой традиции. 

—  Советские мозаики тоже ценятся. На сайтах по продаже антикварных предметов интерьера то и дело появляются панно, которые раньше украшали стены заводов, научных институтов. Их реставрируют и продают за приличные деньги.

— Пришло осознание того, что советское искусство находилось на высоком уровне, мозаичное уж точно. Его ценность еще и в том, что в мозаике позволялись некоторые вольности в плане сюжетов и модернистских интерпретаций, и стилизаций, которые реже а таком масштабе встречаются в других техниках. Недавний пример – сохранение панно на старом здании НИИДАР (Научно-исследовательского института дальней радиосвязи). Это значимый для жителей объект искусства, и к его реставрации даже подключилось Мосгорнаследие. 

— А если говорить о современности? В последнее время часто встречаю мозаики в интерьерах кафе, ресторанов….

— Мозаика – самый демократический вид искусства, потому что обращается непосредственно к людям, находясь не в музее или в галерее, а на улице или на стенах общественных зданий или на объектах транспортной инфраструктуры. Если говорить о коммерческих проектах, то здесь все неоднозначно, и мозаика может быть легко уничтожена при смене владельца недвижимости. 

— Перейдем к станциям метро, уж они точно долговечные. Когда вы начали работать над проектом «Нагатинского затона»? 

— Меня порекомендовал Мосинжпроект и постепенно работать над проектом я начал еще в 2018 году. До начала реализации в конце 2021 года была проделана огромная работа – обсуждение концепции со всеми участниками процесса, отрисовка эскизов, выбор техники исполнения и так далее. Мы познакомились с Арсением Борисенко, с одним из основателей архитектурной мастерской za bor, которая выиграла конкурс на дизайн станции. Много общались с ним, обсуждали идеи, расположение рыб, выстраивали график работ.

— Изначально задумывалось, что рыб выполнят в технике мозаики?

— Да, автором конкурсной концепции Арсением Борисенко в дизайне станции были заложены мозаики. Сейчас мы уже вышли на реализацию, готовы два изображения рыб, еще четыре находятся в работе. 

— Получается станция на стыке современного дизайна и традиций. 

— Да, кроме того, мы осовременили традиционно консервативную римскую технику мозаики. Кажется, в такой технике мозаику в метрополитене еще не выкладывали. По сути это техника свободной выкладки, что-то среднее между флорентийской и римской техниками исполнения, когда берутся большие куски материала и обрабатываются, но не кладутся стык в стык, как в классической флорентийской мозаике, а размещаются под разным углом. Свободная кладка позволяет выявить именно художественную и изобразительно-выразительную составляющую образа, а не просто показать навыки аккуратного ремесленного расположения одинаковых камней в линию как в римской мозаике. Есть преимущество и перед флорентийской техникой, где механически нарезается на станке камень в соответствии с чертежом (про ручной набор я не говорю). В нашем случае мы получаем красивое и выразительное изображение, которое считывается как издалека, так и вблизи как интересный микс текстур, камней, смальты, оттенков, цветового и композиционного разнообразия.

— Пассажирам обеспечены яркие позитивные эмоции. 

— Разумеется, и в самой технике заложена определенная философия. Все люди уникальны, и мы набираем панно из абсолютно разных индивидуальных модулей, разнообразных по размерам, текстурам, материалу (используем камень и разные виды смальты). Все это собирается воедино точно также, как из отдельных личностей формируется общество.

Сначала хотели, чтобы рыбы «плыли» против движения поездов, но пришли к выводу, что пассажиры могут себя ассоциировать с рыбами, и развернули их по направлению потока. Кроме того, у каждой рыбы есть свой характер, это такие отдельные персонажи со своим характером. 

— В Нью-Йорке есть станция, где собачки из мозаики тоже изображают людей – пожарных, полицейских…

— Есть отдаленные аналоги, безусловно, но наша работа действительно уникальна. Кстати, для тех, кому интересно покопаться в образе, в мозаиках заложена определенная символика.Я отстаивал, чтобы на платформенных стенах рыб было двенадцать, причем четыре из них с открытым ртом, как бы говорят, а все остальные с закрытыми. Для человека, хотя бы немного знакомого с христианской культурой, это прямые отсылки, которые при желании можно считать. Хотя можно и так смотреть, радоваться мастерству, наслаждаться красотой. 

— У авторов еще была идея сделать музей. Она также отражена в панно? 

— Да, мы выполняем вполне реалистичные изображения рыб, которые обитают в Нагатинском затоне. Эта авторская задумка лежит в основе моей работы и лишь дополняется вышеперечисленными образами, которые я как художник закладываю в мозаику. Конечно, все это мы обсуждали совместно с архитекторами.

Опять-таки музей в моем понимании – это и музей как таковой, но и метафора, в общем,  не только набор экспонатов под присмотром старушки-смотрительницы. Поэтому и рыб мы стараемся изобразить живыми, слегка неправильными, не как в классической иллюстрации для юного натуралиста. 

— А будут подписи к рыбам?

— Подписи заложены в проект, и я отправил в научно-исследовательский институт запрос, чтобы они дали свою экспертизу и точные названия видов.

— Расскажите о технической стороне процесса: как происходит набор, сколько человек задействованы, ведь собрать двенадцать масштабных панно – нелегкий труд.

— Сначала я нарисовал эскиз, потом мы его увеличиваем, параллельно закупаю материал, команда художников-мозаичистов обрабатывает каждый элемент в соответствии с его индивидуальными параметрами, и по картону в натуральную величину выкладываем мозаику уже непосредственно на сетку в клей. У нас команда из десяти человек, которая легко масштабируется под любые задачи, все зависит от размеров. Одна из самых маленьких рыб в длину около трех метров, а самые большие до 15 метров. Сейчас мы параллельно собираем четыре рыбы средних размеров, но когда дойдет до самых огромных, все десять человек будут работать совместно над каждой большой рыбой. Их оставили напоследок.

— В какой срок вы должны завершить все мозаики?

— На сегодня сроки это отдельная боль. Изначально было озвучено, что в конце июля все должно висеть на станции, и мы прекрасно вписывались в этот таймлайн. Буквально на днях появилась директива ускорить производство более чем на два месяца. Для качественного произведения искусства, которое будет радовать людей годами и десятилетиями требуется время, ведь панно не вытачивается на станке, и в его создании принимает участие целый коллектив художников, которые обрабатывают каждый элемент мозаики вручную. Уверен, вышестоящее начальство это прекрасно понимает и не позволит потенциально одной из самых красивых конкурсных станции БКЛ превратиться в наспех выполненную работу.

— В метрополитене повышенные требования к безопасности, к огнеупорным материалам, в частности. С этим не было проблем? 

— Это не первая станция метро, которую я делаю, так что нет. Технология изготовления той же смальты за века практически не изменилась, хотя в качестве составляющих частей для запекания смальты стали использоваться импортные аналоги, и с этим есть определенные сложности в плане сроков поставок, но нет ничего невозможного. И посмотрите на советские мозаики на фасадах зданий, они отлично выдерживают все ненастья. В метро же поддерживается искусственный микроклимат. К камню вообще нет вопросов, и практически весь он отечественного производства. Я сам занимаюсь закупками, поскольку это мои эскизы, и я знаю, какие нужны цвета. 

— Мы с вами от «высокого» перешли к материальному. Цены выросли?

— У нас есть запасы, но их немного. Наш поставщик поднял цены на 30%. Ситуация меняется очень быстро, но если сроки оставят изначальные, проблем не будет.

Чем мне нравится работа в метро, так это тем, что результат работы это плод коллективного разума – управленцев, строителей, проектировщиков, архитекторов, художников. И здесь, в отличие от других проектов, я чувствую единство и взаимопомощь в том числе от вышестоящих коллег. Это придает уверенности в завтрашнем дне и надежду на то, что новая станция станет лучшей.