«Зарядье будет работать на город, а не на инвестора»

Во вторник, 12 ноября, жюри Международного конкурса на проект парка «Зарядье» назовет лучшую концепцию из шести представленных командами-финалистами. Возглавляет жюри главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов, для которого итоги конкурса важны принципиально: именно с ними он связывает новый подход к развитию облика современной Москвы, причем не только в центре.

— Вы видели уже работы финалистов конкурса по Зарядью? Можете оценить их качество?

— В ближайшие дни будет известен победитель. Пока могу сказать одно: правильные действия ведут к правильному результату. А все действия были сделаны нами абсолютно правильно.

— Вы имеете в виду организацию международного архитектурного конкурса?

— Не только. Мы начали с подготовки конкурса. Изучили лучшие мировые парки, посмотрели, кто их делал, подобрали специалистов, которые понимают, как создать не просто парк, а востребованное общественное пространство города. Сформировали очень сильное жюри, с лучшими специалистами в мире. В итоге на конкурс пришли, безусловно, сильнейшие мировые компании. Мы им дали время на разработку концепций, нашли на это средства, подготовили детальное техзадание: что может и чего не может быть в Зарядье. Предоставили полную аналитику по объекту, технические параметры и возможности — все было учтено. Поэтому я могу ответственно сказать, что результаты будут хорошие и правильные. Следующий вопрос — убедить всех, что это хорошо и правильно. И я очень рассчитываю, что получится и это.

— Убедить, видимо, можно будет только после того, как проект реализуют?

— По гамбургскому счету, конечно, да. Но все это время надо будет наши позиции отстаивать.

— Я слышала, были серьезные бои за квадратные метры в парке?

— Ну, как бои. Скорее споры во время предварительного анализа. Ведь для начала надо было определиться, привлекать инвестора на эту территорию или нет. Это очень дорогой кусок земли в городе, и за свой счет освоить его городу сложно. Но Сергей Собянин принял, я считаю, судьбоносное решение: делать парк за городской счет, чтобы он работал только на город, а не на какого-то конкретного инвестора (по предварительным оценкам, городу обустройство парка обойдется в 10 млрд рублей. — «Газета.Ru»).

Международное сообщество в лице жюри было в полном восторге от такого решения. Сказали, что это действительно сильный шаг со стороны городской власти. Вот, собственно, что было: не война за квадратные метры, а шаг за шагом поход к поиску оптимума. Ведь ты же сам с собой не воюешь, у тебя сначала одни идеи, потом другие, ты их модифицируешь, к чему-то приходишь.

Сталинский дизайн-код

— Какая из мировых столиц могла бы стать образцом для развития Москвы?

— Все мегаполисы уникальны, и нельзя, к сожалению, ни одну модель переложить на Москву один к одному. Мы с институтом Генплана, изучая мировые города, пришли к довольно неожиданному выводу — самая близкая к Москве модель по набору проблем, которые удалось решить, и тому инструментарию, которым мы сегодня обладаем, — это Токио середины 1980-х годов. В те годы Токио был одним из самых пробочных городов мира, с жуткой экологией, моноцентричным развитием, колоссальной маятниковой миграцией. В общем, очень похоже на Москву. И население около 12 млн, и территории сравнимы по площади. Климат и грунты, конечно, разные, но на это легко сделать поправку. Правда, присоединенных территорий, как в Москве сейчас, в Токио не было — но эта история совершенно уникальная.

— Можно отчасти сравнить ее с объединением Берлина.

— Только отчасти. Два Берлина — Восточный и Западный — соединились окраинами, присоединенную территорию они получили фактически в центре города. Потому эти пустоты были быстро и успешно освоены. Хотя, собственно, уникальный берлинский опыт и стал одним из поводов приглашения в Градостроительный совет Москвы Ханса Штимманна — бывшего главного архитектора Берлина. Не секрет, что сегодня концепция современной архитектуры переживает банкротство, и Берлин — чуть ли не единственный город, где она создала интересный костяк новой городской среды. Я был бы счастлив, если бы Москва такого достигла.

— А почему современная архитектура переживает банкротство?

— В начале XX века архитектура, шагнув в массы, двинулась в сторону промдизайна, взяла на себя слишком много утилитарных функций. Раньше она была элитной, оставив нам соборы, ратуши, дворцы, вокзалы. Потом, в конце XIX века, ушла в доходные дома, в конторские здания. А потом — в массовое домостроение. Панельные дома — это первые архитектурные сооружения, которые получили срок годности — стали продуктом, а не искусством. Польза, прочность, красота — эти принципы заменили другие ценности. Вот что я имею в виду, говоря о банкротстве, — когда первоначальные ценности потеряли свою стоимость. Скажем, современный Токио — прекрасный город, очень комфортный. Но с точки зрения архитектуры — абсолютно пустое место.

— Вам, как главному архитектору, судя по всему, приходится самому с собой бороться. С одной стороны, вы — приверженец современной архитектуры, с другой — Москву сегодня приходится застраивать быстро и практично.

— Я не назвал бы себя явным приверженцем современной архитектуры в том понимании, в котором она бытует: эффектные, потрясающие воображение здания, с использованием суперсовременных материалов… Я как раз считаю, что архитектура должна быть неизбежно привязана к месту. И то, что хорошо, скажем, для Нью-Йорка, будет не так хорошо для Москвы.

Каркас Москвы, хотим мы этого или нет, сложился из зданий сталинского периода — именно этим зданиям Москва обязана и своим определенным шиком, и узнаваемостью. Поэтому я считаю, что современная архитектура в Москве должна обладать и материальностью, и декоративностью, и, скажем так, признаками ордера. Зданиям, говоря на сленге, хорошо бы иметь ноги, живот и голову — основание, завершение и середину.

— Не получим мы новые «триумф паласы» при таком подходе?

— «Триумф палас» как раз пример крайне неудачной попытки следовать этим принципам. Вопрос же всегда в профессионализме, в квалификации людей. В принципах нет ничего ни плохого, ни хорошего — они просто есть. Как нельзя назвать плохой игру в футбол, потому что у нее плохие правила. Просто кто-то играет в нее плохо, а кто-то хорошо, по тем же самым правилам. Здесь так же. Есть правила, которые я для Москвы считаю разумными. У нее есть некий свой дизайн-код, которого мы будем стараться придерживаться. Конечно, пока нельзя сказать, что мы в полной мере на него вышли. И не везде он нужен — в большом числе районов за Третьим кольцом этому дизайн-коду следовать не обязательно, да и сложно. В то же массовое домостроение тяжело эти принципы внедрить. Там важнее применять принципы индивидуальных фасадов зданий, активных первых этажей.

Микрорайоны меняем на кварталы

— Вы говорите, что город может стать комфортным, если отказаться от советского принципа застройки микрорайонами и перейти к строительству соразмерными человеку кварталами. Да, в теории все это выглядит очень симпатично: приватные дворы, окруженные домами не выше 9–14 этажей, европейского вида улицы с кафешками и магазинчиками на первых этажах. Вопрос: где все это строить? Только на территориях освобождаемых промзон вроде ЗИЛа?

— Да, в первую очередь на реновируемых территориях: это и ЗИЛ, и завод «Серп и молот», и Тушинский аэродром — это, между прочим, уже миллионов на семь с половиной квадратных метров новой застройки. Огромный объем, причем практически в центре. Если говорить об уже сложившихся спальных районах, то они, как я сказал в начале разговора, имеют срок годности, то есть рано или поздно устареют. И если разработать правильные принципы и отточить их на реновируемых сегодня территориях, то постепенно мы и их сможем застроить заново.

— Через 30–40 лет?

— В масштабах развития города это совсем недолго.

— А наши домостроительные комбинаты готовы к этой революции? Кто, собственно, будет строить новые дома?

— Вопрос сложный. На словах все готовы, а на деле понятно, что ДСК предстоит серьезно модернизировать производство — разрабатывать новую линейку отделочных материалов фасадов, новый формат первых этажей и так далее. Понятно, что это потребует серьезных инвестиций. Но, понимаете, мы к этой ситуации шли очень долго, десятилетиями. Последние гуманные кварталы были построены в Москве в середине прошлого века в районе Сокола, Аэропорта. А дальше пошла вся эта микрорайонная история, фактически со второй половины 1960-х годов мы только усиливаем маховик.

— Цель оправдывала средства: была задача обеспечить советских людей хотя бы панельным жильем, хотя бы в хрущевках.

— Во всех странах мира решали схожие задачи. Но такой периферии, которую получили мы, вы нигде не найдете. У московских окраин есть свои плюсы: они неплохо благоустроены, довольно безопасны. Хотя события в Западном Бирюлеве показали, что уже не так и безопасны.

С градостроительной точки зрения навести порядок в квартале гораздо проще, чем в большом микрорайоне. Когда двор замкнут, люди легче идентифицируют, кто здесь свой, кто чужой. На улицах, где есть кафе, рестораны, магазины, где много народа, случайному прохожему не страшно. Такой более компактный город проще и в инженерной эксплуатации, и в социальной.

— А кто будет строить первые экспериментальные районы — скажем, на том же ЗИЛе?

— Наше дело — создать правила, по которым будут играть застройщики. Какие именно застройщики, уже не наше дело. Если кто-то из новых игроков захочет выйти на московский рынок, это тоже неплохо, конкуренция не помешает. Хотя, конечно, чтобы не загубить идею, мы ведем сегодня огромное количество консультаций и со специалистами, и с инвесторами. Им эта идея, говорят, нравится.

— Тогда вопрос о ценах. Как говорят застройщики, чем меньше этажей — тем выше цены.

— Плотность квартальной застройки зачастую превышает микрорайонную, то есть застройщики, мягко говоря, не разорятся.

— Мэром идея поквартальной застройки одобрена?

— Мэр нам постоянно повторяет, что человек не только едет в своей машине, сидит в своем офисе, спит у себя дома — он в городе живет. И город должен быть для него комфортным. Проект планировки поквартальной застройки весь сделан на этих принципах, и Сергей Семенович его положительно воспринял и одобрил.

— С одной стороны, есть желание сделать Москву комфортным городом, с другой — существует госпрограмма доступного жилья, в реализации которой столица явно не в лидерах. Как между собой стыкуются эти два посыла?

— Спорт учебе не помеха. Очень хорошо стыкуются. При переходе к поквартальной застройке квадратных метров меньше не станет, и дороже они не должны быть. Зато люди получат за свои деньги максимально качественный и безопасный продукт.

— А где при такой застройке автомобили оставлять?

— В обжитых кварталах комфортных городов вроде того же Берлина люди паркуют машины на улицах. При квартальной застройке таких улиц в разы больше получается. Это с одной стороны. С другой — в мегаполисах люди все чаще отказываются от использования машин в городе, пользуясь общественным транспортом. В том числе широко распространено городское такси — для тех, кто никак не может заставить себя спуститься в метро.

Функциональное программирование

— В Западном Бирюлеве, как выяснилось после погрома, нет ни одного кинотеатра, ни одного большого спортивного центра — только промзоны да рынки. Понятно уже, что будет на месте закрытой овощной базы?

— Торговли там точно не будет. Сейчас как раз подыскиваем функцию этому месту: или офисно-промышленную, или культурную, или спортивную.

— Большой разброс.

— Волевым решением назначить функцию можно, конечно, но не факт, что она разовьется. Мы сейчас пытаемся основать абсолютно новую для Москвы отрасль градпланирования — институт функционального программирования.

Мы как раньше считали? Вот нарисуем проект планировки территории: дома, поликлиники, детские сады, офисы — и дальше будем все это строить. Но по уму еще до рисования домиков есть смысл подумать, как территория может работать, какие инвесторы захотят сюда прийти, какие люди будут здесь жить.

Это целый комплекс исследований. Недавно мы, например, ездили на ЗИЛ, всю территорию там пешком исходили. Сейчас сядем и будем сочинять, кого и каким образом первым туда запускать, чтобы этот кусок города начал жить. То же самое касается и развития территории МГУ. Участок зарезервирован давно, разные планы были, но они не реализованы. Почему? Да все потому же — функционал этого университетского кампуса не сочинили, а были нарисованы некие объемы, кусок абстрактного города. Вопросом, кем и как он будет заселен, не задались. Сегодня мы говорим: давайте все-таки сначала продумаем функцию, а потом уже сделаем под нее планирование. Такая идеология.

— Все это интересно, конечно, а запас времени на это есть? У нас же всегда хотят быстрее, быстрее. 

— Конечно, то, что мы пытаемся внедрить, требует запаса времени. Но, мне кажется, стоит иногда чуть-чуть это время потерять, но зато создать на будущее более качественный продукт. Сейчас мне крайне интересно оценить результаты по тому же Зарядью, где мы довольно много времени потратили на функциональное программирование и планирование этой территории. Это будет своего рода маркер. Если нам удастся показать, как можно здорово и интересно сделать такой значимый кусок города, буду рад. Мало на словах рассказывать, как правильно делать, надо это делом подтверждать. Ну, а если не получится, значит, победит та партия, которая считает, что лучше все делать быстрее, без учета урбанистических мировых тенденций.

Полная версия статьи доступна на сайте издания