Лука Молинари: архитекторы отучились от того, что их критикуют

В Пушкинском музее прошла лекция известного итальянского архитектора, критика, главного редактора миланского издательства Skira Луки Молинари. Мы поговорили с архитектором о роли современной критики и месте рисунка в проектировании, советском авангарде и новейших международных конкурсах.

В приветственном слове главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов выразил благодарность Луке Молинари и ГМИИ им. А.С. Пушкина за организацию цикла мероприятий «Рисуем архитектуру», посвященного архитектурной графике. «Нас многое связывает с Италией, с итальянским искусством, графикой, архитектурой… Процесс культурных и образовательных связей имеет огромное значение, ведь Москва всегда была центром интернационального творчества. В мае откроется Венецианская биеннале, для которой мы совместно с ВДНХ готовим экспозицию, посвященную Выставке достижений народного хозяйства и Москве в целом. Сегодня Лука Молинари специально приехал к нам, чтобы прочитать лекцию об истории итальянской архитектурной графики. Архиграфика – важная часть жизни архитектора, и моей, в частности», – отметил Сергей Кузнецов. 

— Недавно Skira выпустила прекрасный альбом рисунков Сергея Кузнецова. Почему вас заинтересовала эта тема?

— Мне было интересно с этим работать, ведь для меня это еще и способ ознакомиться с направлением современной российской архитектуры, о которой я, к сожалению, мало знаю. Было очень приятно узнать, что такой известный архитектор, как Сергей Кузнецов, обращается к рисунку, в том числе для своих подготовительных работ к проектам. Для меня Россия всегда была важным действующим лицом в мировом культурном пространстве, но вот в последние 15 лет она стала невидимой, ее роль не просматривается, и я, как критик, как исследователь нахожу в этом достаточно серьезную проблему. Возможно, это последствия длительной изоляции за железным занавесом, но сейчас все изменилось, хотя проблема культурного обмена, как мне кажется, остается. Среди немногих источников ознакомления с современным архитектурным процессом в России для меня стал российский павильон на Венецианской биеннале и журнал «Проект Россия».

— В 2006-м вы получили премию по архитектурной критике на Венецианской биеннале. Какие задачи, на ваш взгляд, есть у современной критики и к кому она обращена? Вот наши российские архитекторы часто жалуются на ее отсутствие...

— В современном архитектурном процессе критика занимает важное место, потому что это своего рода исследование, поиск, и она помогает размышлять и делать какие-то обобщения и выводы. К сожалению, архитекторы, по-моему, отучились от того, что их критикуют, а это очень обедняет архитектурную жизнь. Критика же не просто заявляет, что что-то красивое, а что-то некрасивое, она является стимулом, чтобы совершенствоваться. С другой стороны, я считаю, что критики должны научиться писать более простым языком, чтобы быть доступными самой широкой публике, а не только специалистам.

— Если говорить про советскую традицию, то блистательной критикой у нас отличался авангард 1920-х годов. Правда, там критика была сильно замешана с политикой...

— Ну я думаю, что архитектура — это не нечто абстрактное, она существует в окружающей жизни, поэтому любая мыль, высказываемая в критике, «политическая», но не в смысле идеологии, а в смысле разговора о реальности. Поэтому часто разговор об архитектуре сводится к разговору о мире, который она представляет. Критика — это способ размышления об экономике, политике, культуре, общественной жизни, обо всем, потому что архитектура обуславливает жизнь всех нас постоянно. Это не картина, на которую я могу и не смотреть.... Размышлять и писать об архитектуре, выступать с какими-то критическими статьями — это способ размышления о том, что касается всех нас.

Советский авангард был, конечно, совершенно необыкновенным периодом. Не будем, впрочем, забывать, что это революционная архитектура, поэтому архитекторы ощущали на себе груз ответственности. То, что они создали за эти всего лишь несколько лет, это выдающиеся произведения по тому впечатлению, которое они оказывали, и они стали возможными именно когда архитектура объединилась с государством, с экономикой. Но, конечно, речь идет всего лишь о малом количестве вещей, которые были созданы в 1920-е, а не обо всем том, что уже потом серийно воспроизводилось. И это было нечто совершенно неземное, как будто эту архитектуру создали марсиане.

— А вот вы как критик сегодня выносите свои суждения интуитивно или есть некие критерии, что хорошо, а что плохо?

— У каждого из нас свой собственный вкус, и я не размышляю в таких категориях, как красиво или некрасиво. Меня интересует архитектура, которая представляет собой нечто более универсальное и всеохватывающее, то что представляет изменения, развитие, эволюцию. Поэтому мне нравится рассказывать об архитектуре, которая выходит за рамки какого-то стиля, своего особого языка.

— Вам не кажется, что глядя на современные тренды, вот, к примеру, на тему нынешней Биеннале, архитектура стала как-то скромнее?

— Спустя несколько лет после глобального кризиса архитектура, действительно, очень во многом изменилась. Мне кажется, время такой слишком модной архитектуры закончилось, и сейчас мы имеем дело с чем-то более сдержанным, более внимательно подходящим к реальным потребностям людей. И это вот интересно, потому что мы можем подумать, что можно создать в ближайшие годы, имея совершенно иные инструменты. Это такой переходный период, и результаты пока еще не просматриваются. Но это интересно, потому что мы как будто находимся в такой огромной лаборатории, где существует много вариантов решений.

— Ваша лекция в Пушкинском музее посвящена архитектурной графике. А как вы находите ее место в современном архитектурном процессе — это часть работы, проектирования или это эстетство, занятие для интеллектуалов?

— Я бы сказал и то, и то, потому что графика всегда было своего рода свободным пространством для архитектора, где он мог бы немного играть, тренироваться, потому что все течет очень быстро, а рисунок — это способ размышлять, удержать для себя это время, эти процессы, как следует их изучить. Но до сих пор, хотя это и не афишируется, многие крупные архитекторы при проектировании используют для себя рисунки как часть рабочего процесса. Возможно, техники и смешиваются, есть эскиз, есть объемная модель, есть компьютерная графика, но для того, чтобы архитектору размышлять, думать над проектом, он обязательно должен рисовать. Рисунок — это наиболее развитая форма размышления для архитектора, в ней он себя выражает и он необходим, чтобы подготовить какой-либо проект.

— Вы не первый раз в Москве. Вы замечаете изменения, произошедшие с городом?

— Я не был в Москве десять лет, пока еще у меня не было времени присмотреться, хотя я знаю, что предложения к участию в ваших архитектурных конкурсах поступали во многие страны, и это очень важная вещь. За последние годы достаточно много проектов было поручено известным иностранным архитекторам, и мне, конечно, было бы очень интересно следить за тем, что они делают, и как мыслит новое поколение архитекторов из России. Правда, такие проекты, как строительство парка в Зарядье, занимают гораздо больше времени по естественным причинам, нежели строительство зданий. Будет очень важно, когда появятся уже какие-то первые результаты, чтобы вы смогли донести до мировой архитектурной общественности, что уже что-то сделано.