ENG
 
От первого лица

«Решать задачи слишком просто. Создавать новые гораздо интереснее» – Диллер и Скофидио

27 Сентября 2018

Основатели бюро Diller, Scofidio + Renfro в интервью Archdaily рассказали, как их популярный парк High Line, оригинальный редевелопмент Линкольн-центра и здание The Shed со съемным «черепашьим панцирем» учитывают растущие нужды сферы искусства,  а также почему нужно разрушать традиции.

— Вы часто используете выражение «политика пространства». Что оно означает?

Лиз Диллер: Оно означает, что пространство не бывает нейтральным. В нём заложен культурный код, который никогда не повторяется в других местах. Существует множество нюансов, таких как отношения между общественным и частным, уровни частности и оттенки поведения.

Рик Скофидио: Пространство наполнено историей, но, к сожалению, мы изучаем архитектуру без учёта всех компонентов – света, звуков, запахов, и так далее. Мы начинаем с чистого листа, чтобы увлечь студентов и подстегнуть их воображение. Но нам нужно думать о пространстве, как о сфере множества смыслов. Одним из важнейших смыслов пространства является его политический характер.

— Говоря о вашей работе, как часто вам приходится сталкиваться со специфическими проблемами конкретного проекта, и как ваш предшествующий опыт помогает вам их решать?

РС: я не поддерживаю стремление многих архитекторов соблюдать жесткие организационных правила создания пространств, не подвергая их сомнению. Например, представьте себе лофт художника – его с большой натяжкой можно назвать жилым помещением! Поэтому я стараюсь сосредоточить внимание на том, что мне мало известно.

ЛД: С тех пор, как мы начали свою работу, нам всегда было интересно изучать существующие правила, от строительства домов до технологий создания общественных пространств. Эта практика продолжается. Мы всегда подвергаем сомнению статус-кво, и то, что нам осталось в виде архитектурного наследия. В то же время каждый проект представляет собой новую возможность поэкспериментировать и пойти в новом направлении. Даже в тех из наших проектов, где мы шли по похожей программе, например, музеи в Бостоне и Лос-Анжелесе, мы использовали абсолютно разные архитектурные решения.

— Лиз, в одном из ваших интервью вы сказали: «Мы всегда хотели быть аутсайдерами. В мире искусства мы хотели, чтобы о нас думали, как об архитекторах, а в мире архитектуры мы хотели, чтобы о нас думали, как о художниках». Почему? Что послужило основой для такой позиции?

ЛД: Нам нравится выбирать роли и правила, создавая пространство между нами и системой. Нам нравится придумывать. Мы стараемся не поддаваться воздействию ожидаемых стратегий. Мы работаем с учреждениями, которые развивались так же, как и мы. Мы находим с ними общий язык и являемся частью одной и той же сферы, но мы играем по собственным правилам. Из-за того, что когда-то мы были аутсайдерами, мы всё делаем иначе. Мы думаем иначе. Мы не являемся частью какой-либо системы или группы.

РС: Мы пытаемся избежать ярлыков и не принимаем профессиональные границы всерьез. Вот, что позволяет нам подвергать сомнению и критике все, что мы делаем. Мы не архитекторы, занимающиеся искусством, и не художники, занимающиеся архитектурой. Мы находимся в области, которая позволяет нам видет новые горизонты, и мы не хотим упускать эту возможность. Был Микеланджело художником или архитектором? В прошлом было легче придерживаться широкого профиля, но в настоящее время все более распространены узкие специалисты. Мы не поддаемся этой тенденции, и участвуем во всех аспектах своей работы.

— Как бы вы объяснили свою архитектурную позицию человеку, который никогда не сталкивался с бескомпромиссностью современной архитектуры, и ничего о ней не знает?

РК: Это было бы сложно…

— Почему?

РК: Потому что мы не смогли бы указать на определённую деталь и сказать, мы сделали так по таким-то причинам. Но мы надеемся, что уже существует определённый диалог.

— Вы хотите сказать, что архитектура не нуждается в объяснениях?

РК: Это как луковица. Первый слой – на поверхности, но если вы хотите проникнуть глубже, то столкнётесь со множеством других слоёв.

ЛД: Попробую объяснить нашу работу простыми словами… Перемены наступают стремительнее, чем ранее. Всё было переосмыслено; технологии меняют наши жизни во всех направлениях. Но архитектура не успевает за этими переменами. В наших проектах мы подвергаем критике значение архитектуре в мире, частью которого она является. Именно поэтому многие традиции в нашем понимании должны быть изменены.

Посмотрите на проект High Line, созданный вокруг идеи пространства для ничегонеделания! Это так необычно для Нью-Йорка, даже экзотично. Вы можете делать там все что угодно: играть в мяч, кататься на велосипеде, гулять собакой… Можно сказать, что бурный успех модели High Line вызван тем фактом, что мы изменили традицию создания общественных пространств.

РК: Парк High Line также помогает вам понять отношения с городом. Как правило, вы выходите из метро и не знаете, где север, где юг. Вас прижимает к зданиям, и вы носитесь по лабиринту, как мышь. Но в High Line вы всегда можете найти дорогу. Вы можете пройти по самому центру улицы, что дает вам почувствовать себя свободными и необременёнными.

— Какие цели вы преследуете в своей работе?

ЛД: Демократизировать городское и культурное пространство, а также искусство в общем смысле, делая их доступными. Снести стены между высокой и низкой культурой, между высокими технологиями и простыми технологиями. Короче говоря, снести стены между полными противоположности.

РК: Мы также пытаемся подвергать критике проблемы сегодняшнего дня и определить их на языке архитектуры. Мы увлечены новыми идеями и поиском решений, которые позволяют нам изобретать новые технологии и тактики.

— Вы как-то сказали: «Нам нравится флиртовать с ландшафтом, и нам хочется, чтобы ландшафт создавал новые эффекты». Это цитата из вашей презентации проекта «танцующих деревьев» в 2008 году во время ливерпульской биеннале. Почему вы хотели заставить деревья танцевать?

ЛД: [Смеется] А почему нет? Деревья должны танцевать!

РК: Деревьям очень нравится танцевать.

— Это была временная инсталляция, или деревья все ещё танцуют?

РК: Она должна была быть временной, но потом все влюбились в инсталляцию и решили ее оставить. Поэтому деревья все ещё танцуют. Мы пытались обыграть идею, что деревья могут встать и пойти. На поле было 16 деревьев; три из них танцуют. Вы смотрите на поле, и вдруг замечаете движение. Эта идея уходит корнями в сказки братьев Гримм, где деревья ходят по ночам и стучат вам в окна. Деревья могут быть одновременно красивыми и пугающими. Нас очаровала их мистическая природы.

ЛД: Деревья меняются очень медленно, и мы хотели поторопить их. С другой стороны, представьте себе, что вам нравится часть пейзажа, где дерево отбрасывает тень в определённую сторону. На солнце движется по небу, а вместе с ним движется и тень. Так почему же не подвинуть дерево так, чтобы тень оставалась на месте? Если солнце движется, почему не могут двигаться деревья?

РК: Кстати, деревьям это нравится, потому что они могут подставить солнышку все свои стороны. Людям это тоже нравится тоже.

ЛД: Связанные с живой природой идеи всегда очаровывают. Распространено убеждение, что всё, что связано с природой – старомодно. Таких проектов всё меньше и меньше. Где природа в современных проектах? Что может быть необычнее травы и деревьев на High Line? Но посмотрите, какой отклик эта странная урбанистическая природа, нашла в сердце горожан. Где провести линию между градостроительством и природой?

— Седрик Прайс сказал однажды: «Архитектура должна создавать новые аппетиты, новые виды голода – пусть они решают задачи; сама архитектура слишком медлительна, чтобы их решать». Что вы думаете об архитектуре как новом инструменте решения существующих задач города?

РК: Я считаю, что сам процесс решения задач слишком прагматичным и убийственным для архитектуры, потому что архитектура должна подвергает вещи сомнению. Возможно, первым вопросом, который следует задать, это почему данную задачу вообще необходимо решать? Для меня решение задач это слишком ограничивающее направление, не интересное. Архитектура никогда не останавливается на этом.

— Недавно Альваро Сиза сказал мне: «Я не решаю задачи. Я обхожу их».

ЛД: [Смеется] Решать задачи слишком просто. Создавать новые гораздо интереснее. Каждый раз, когда нам предлагают жесткую программу действий, мы рвем ее на кусочки и задаем вопросы. Мы не верим в жесткие рамки.

РК: Решение задач означает, в первую очередь, их нахождение. Нам нравится разведывать новые территории. Иногда задачи решаются, а иногда их возникновение подвергается критике. Этот процесс создает более богатый словарный запас для архитектуры.

— Вы исследуете многие тематики: технологии, видение, общественные/частные пространства, повседневность, местный колорит, поведение вещей, опосредованный мир, взаимоотношения, технологическое мышление, наблюдение, театральность, перспективы, жизненность, нормальность. Как ещё вы могли бы охарактеризовать свою работу одним словом?

ЛД: Дискомфорт и счастье.

РК: И срывание ярлыков!

Владимир Белоголовский


Изображения: Iwan Baan


Подпишитесь
на рассылку Архсовета Рассылка анонсов для прессы
 

E-mail:
Имя:
Подписаться на рассылки:

Задайте свой вопрос

Обратите внимание, что редакция портала «Архсовет Москвы» оставляет за собой право на свое усмотрение публиковать, только выборочные вопросы. Нажимая на кнопку «Отправить» вы автоматически соглашаетесь, что принимаете все правила публикации на данном ресурсе.