Андрей Гнездилов: Мы хотим увидеть Москву-реку новыми глазами

Уже в середине декабря будет объявлен победитель конкурса на концепцию развития прибрежных территорий Москвы-реки. О том, чего ждут организаторы от результатов конкурса, мы поговорили с главным архитектором Института Генплана Москвы, членом Архитектурного совета Андреем Гнездиловым.

— Говоря о конкурсе на Москву-реку, все сразу вспоминают историю: в прошлый раз берега кардинально реконструировали в рамках Генплана 1935 года. В чем сходства и различия этих двух проектов? Что было основной задачей тогда, а что сейчас?

— Реконструкция 1935 года и нынешний конкурс — две совершенно разные вещи, и я категорически против таких аналогий. Да, мы имеем дело с тем же географическим объектом — рекой Москвой, но на этом параллели заканчиваются. Тогда перед градостроителями стояла стратегическая инженерная задача — создать единую водную транспортную систему на европейской территории Советского союза, чтобы перемещать по ней грузы и перевозить пассажиров. Сегодня никакой инженерной задачи перед нами не стоит, цель в создании благоприятной городской среды.

— Что из задуманного в 1935 году было реализовано, а что нет?

— Идея тогда была в создании прямой транспортной связи по реке, имеющей множество излучин. Поэтому строились спрямляющие русло каналы, плотины, поднимающие уровень воды и шлюзы. До конца проект не реализовали, часть задуманных каналов так и не появилась. Но большую часть работу проделали. Например, была построена Карамышевская и реконструированы Перервенская и Бесединская плотины, ступенями поднявшие уровень воды, построили Химкинское водохранилище и многое другое. Все эти мероприятия по подъему уровня воды и созданию локальных водохранилищ привели к нормальному судоходству по Москве-реке. До этого оно было возможно только для судов с осадкой меньше метра.

— Но это все в обход центра. А ведь в это время изменилась и река в центре, появились набережные.

— Да, идея была как раз в том, чтобы пустить водный транспорт в обход центра города. А реконструкция центральных набережных связана с подъемом уровня воды. Если бы в Москве не появились высокие гранитные берега, вода бы просто залила застройку. По этим одетым в гранит набережным уложили автодороги, что вполне естественно. Это улучшило транспортную систему города.

— То есть перед нами достаточно отлаженная система. Что вы в таком случае ждете от участников конкурса?

— Отлаженная, но устаревшая. От конкурсантов мы ждем новый взгляд. Все мы, проектирующие в Москве, знаем о городе слишком много подробностей и ограничений, и в какой-то мере находимся в плену своей осведомленности.

Институт Генплана знает каждый закоулочек, Москомархитектура в курсе всех принятых решений. А, как сказал Эйнштейн, открытие делает новичок, который не знает, что его нельзя сделать.

Конкурс проходит очень быстро. Нельзя рассчитывать, что за такое короткое время конкурсант впитает в себя все наши условия, ограничения и предпосылки и выдаст предложение, как один из нас. Он, к счастью, не один из нас. Это моя позиции, которая, может быть, не всеми поддерживается. Но я считаю, что конкурсанты и не должны знать всех тонкостей, которые могут сковать их решительность. Так мы не увидим ничего нового.

— Для детальной разработки конкурсантам предложено три участка. Что это за участки и почему именно они?

— Это, во-первых, территория между Кутузовским проспектом и Красногвардейским проездом, включая ММДЦ, во-вторых, район Строгинского затона, и, в-третьих, правая часть полуострова ЗИЛ между МКМЖД и старицей реки Москвы, находящаяся рядом с тем участком, на который был конкурс. Эти три места принципиально разные по своему характеру. Территория Сити и Кутузовского проспекта таят в себе множество сложных проблем, так как это практически центр города, там уже есть застройка, а на Кутузовском проспекте многие дома — памятники архитектуры, при этом это как раз окончание (или начало) благоустроенных набережных.

Строгинский затон — наоборот, территория природная, очень ранимая, требующая к себе чуткого отношения с учетом всех экологических аспектов. Там существует и проблема заболачивания, и отсутствие подходов, и необорудованные берега. Так что я бы сказал, что здесь нужно будет показать высший пилотаж ландшафтного проектирования. Ну а ЗИЛ — это промышленная зона со всеми ее отягощающими факторами.

— Вы ставили перед конкурсантами какие-то ограничения?

— Нет, никаких ограничений мы не ставили. Мы предоставили им всю необходимую информацию, но жестких рамок не устанавливали.

— Мы пока не знаем, что предложат конкурсанты, но примерно понимаем, чего не хватает современной Москве. Например, сейчас все говорят о том, что Москве нужен регулярный водный транспорт.

— Это сложная тема. Мы пару дней назад плавали с коллегами от Сити до проспекта Андропова и три раза поворачивали на 180 градусов. Москва-река очень извилистая. По своей геометрии она не пригодна для быстрого перемещения, поэтому для скоростных маршрутов могут выбираться только отдельные участки, где излучин меньше. Такие предложения есть.

Можно сделать водные дублеры загруженных магистралей, чтобы человек в какой-то момент пересаживался на речной транспорт, а потом опять на наземный или на метро. Но тут возникает ряд проблем. И одна из самых важных — отсутствие или неприспособленность пристаней рядом с метро.

Участков, где путь по воде был бы действительно оправдан, в Москве не так много: от Нагатинскоро затона до центра река пригодна как альтернатива загруженному Варшавскому шоссе, можно восстановить маршрут по каналу Москва-Волга и Химкинскому водохранилищу. Я могу назвать еще ряд таких участков, но их немного. К тому же закупка парка скоростных судов — это огромный расходы, с которыми в одиночку не справится ни город, ни частная компания.

— Но сейчас даже туристу, не испытывающему нехватку времени, проплыть от одной точки до другой практически невозможно — только сплавать и вернуться туда, откуда стартовал.

— Конечно, ведь сейчас у нас навигация — это не транспорт, а экскурсионные маршруты. Суда плавают там, где есть на что посмотреть, а таких мест в Москве не очень много. И тут мы опять приходим к необходимости благоустройства берегов. Компания Radisson ведь не случайно придумала плавающие рестораны. Людей приходится занимать чем-нибудь на борту, потому что любоваться берегами в Москве, прямо скажем, сложно.

— Что, по вашему мнению, должно быть на набережных?

— Знаете, я не сторонник непосредственного подхода к воде. Так что я бы говорил не о самой набережной, а о застройке, которая ее сопровождает. Там должны быть все элементы, присутствующие в любом городе: кафе, выставочные залы, клубы и так далее. Посмотрите, например, на набережную Будапешта. Там вообще к реке не подойдешь. Вдоль реки идет трамвайная линия, под которой можно пройти в нескольких местах через проходы высотой два метра. И у воды, в общем, делать нечего, там только пристани. А все кафе, закусочные и какие-то общественные места расположены в застройке, террасами спускающейся к реке, но не к самой воде. В общем, тут надо смотреть аналоги.

Посмотрите, как в Лондоне живет набережная.... Объекты благоустройства я бы не стал размещать непосредственно на берегу, но они должны присутствовать, а сейчас их нет.

Чтобы привлечь на набережные людей, нужны хотя бы какие-то простейшие вещи — закусочные и туалеты. Сейчас большинство наших набережных — это абсолютно недружественное и совсем не общественное пространство. По Кремлевской набережной ходить просто неинтересно. Идешь пол километра вдоль кремлевской стены и чувствуешь себя как-то неуютно: прохожих нет, слева крепость, справа -река, ветрено...

— То есть низких набережных с прямым доступом к воде нам не ждать?

— Низкие набережные вступают в прямое противоречие с водным транспортом. Если мы хотим, чтобы по реке ходили скоростные суда, берег не может быть низким — его просто будет заливать волной.

— А что с купанием в Москве-реке? Эта тема сейчас тоже активно обсуждается.

— Тут я тоже не сторонник. Никто не спорит, что вода должна быть чистой, но в ближайшие годы мы вряд ли добьемся таких показателей, чтобы в ней действительно можно было плавать. Сегодня Очистные сооружения даже на ливневой канализации стоят не везде, особенно исторический центр этим грешит. Таящий снег, реагенты — все, что смывается с дороги, попадает в ливневую канализацию и в реку. Кроме того, купаться все же надо в отведенных местах — там, где есть спасатели. Так что я бы не поддерживал идею купания по всей реке.

— Кажется, в последнее время барж на реке стало значительно меньше. Нужен ли грузовой водный транспорт современному городу?

— Да, конечно, барж стало меньше, потому что закрываются промышленные предприятия. Но инертные материалы — щебень, песок — и сейчас активно возятся. И это правильно, потому что одна баржа может перевести столько же, сколько около сотни самосвалов. Что, естественно, сильно разгружает улично-дорожную сеть. Только по реке можно привести крупногабаритные конструкции для строительства тех же мостов и эстакад. Потому что если такую конструкцию везет какой-нибудь трейлер, то это превращается в огромное мероприятие с перекрытием дорог и эскортом ГИБДД. Так что транспортная функция реки не может быть совсем уничтожена. Но здесь должна быть определенная политика.

— С одной стороны, Москва борется с автомобильным транспортом, а с другой, уже сейчас понятно, что проезжую часть с набережных не уберут. Какой политики нужно придерживаться в этом вопросе?

— Расчеты наших транспортных специалистов показывают, что выключение набережных из транспортной системы города приведет к коллапсу. Когда перекрывается, например, Кремлевская набережная, сразу же встает Садовое и Третье транспортное кольцо. Но снижение пропускной способности — сужение или уменьшение количества полос — вполне возможно. И, скорее всего, это будет делаться. Естественно, в рамках комплексной реализации всех мероприятий, связанных с изменением транспортной системы города. Мы же не вредители, чтобы просто запретить машинам ездить там, где люди все равно не ходят. Если на этом участке нет ни одного человека, то зачем так мучить транспорт? Должно быть комплексное проектное видение.

— Набережные ведь так загружены, потому что в городе мало мостов и люди вынуждены лишний раз ехать вдоль реки.

— Да, мостов действительно сильно не хватает. На самом деле, наш улично-дорожный каркас просто разорван рекой: он есть на одном берегу и есть на другом, но, чтобы переправиться, приходиться делать перепробег в несколько километров. В Юго-Восточном округе, например, находится участок в 14 км без единого моста. Там есть один Братеевский мост, а остальные связи не реализованы. Но эта отдельная тема, о которой можно говорить часами.

— Сейчас набережные Москвы, конечно, не слишком дружественны человеку, но зато выполнены в том же стиле, что и окружающая их сталинская застройка. Хотите ли вы увидеть берега совсем другими, как на Крымской набережной?

— Это вопросы архитектурного решения. Если оно будет неадекватным, то вряд ли его кто-то согласует. Зачем менять хороший и очень дорогой гранит на что-то другое, если это не нужно? Но повторюсь, мы хотим увидеть новый взгляд. И исходить будем из того, что нам предложат. Заранее говорить о таких конкретных вещах бессмысленно.

— От результатов конкурса ждут чего-то революционного. Кажется, что Москва кардинально изменится. Оправдано ли это ожидание? Насколько глобальными будут обновления?

— Это заблуждение. Мы действительно хотим посмотреть на город свежим взглядом и надеемся реализовать предложенное нам решение. Но никто не собирается сносить все до основания. Городу нужен продуманный комплексный подход, который мы и хотим получить. Однако неоправданные изменения никто проводить не будет. Когда мы говорим о берегах, не нужно забывать, что они существуют как часть ландшафта.

Набережная Парка Горького возможна только в Парке Горького, где территория и так насыщена различными объектами общественного пользования и интересна для посетителей. Не нужно пытаться сделать то же самое, например, у стен Кремля, где вся окружающая территория совсем другая. Конкурс — это не волшебная палочка.

Это новый творческий взгляд на сложную систему под названием «Москва-река в городе». Когда мы приступаем к этой теме, то сразу сталкиваемся с огромным количеством нюансов и противоречий. Поэтому в двух словах тут ничего не скажешь. Это в древности все было просто: вот тебе лес, через него течет река, у нее есть правый и левый берег. А теперь это город. И не существует одного рецепта для всей реки. Есть разные подходы, которые мы и хотим увидеть благодаря этому конкурсу.